Cрослись при этом не только власть и управление как объективные феномены, но и их социальное восприятие. Слияние анализа управления с анализом власти – методологическая ошибка в рефлексии общественных отношений, взошедшая еще на интеллектуальной грядке античности, и всходы эти наряду с цветами социальной истины дали миру и пустоцвет научного синкретизма. Начало его хорошо просматривается уже в «Государстве» и далее в «Законах» Платона [4; 5]. Не менее красноречив и его «Политик».

«…Политика, царя, господина и даже домоправителя – всех вместе – сочтем мы чем-то единым или мы скажем, что здесь столько искусств, сколько названо имен?», - спрашивает персонаж платоновского диалога. «Для всего, что мы сейчас рассматриваем, по-видимому, есть единое название: назовем ли это искусством царствовать, государственным искусством или искусством домоправления – нам нет никакой разницы», - замечает тот же герой. «…Или же мы отнесем царя к области повелевающей, как владыку?», - спрашивает Чужестранец далее [6, с. 5; 7]. (Курсив мой. – О.Г.).

Власть и управление срослись в самих общественных отношениях, и потому античные мыслители не видят еще проблемы их разделения и соответствующего дифференцированного анализа. Пролистнув века, по существу ту же нерасчлененность управления и власти можно обнаружить и в «Левиафане» Т. Гоббса. «Бог создал мир и управляет им», - говорит он. И это управление, по мнению Гоббса, реализуется через власть Государства (по латыни – Civitas: это и есть «великий Левиафан»), в котором имеются «представители судебной и исполнительной власти» [7, с. 6] как власти государственной. Власть у Гоббса подразделяется также на светскую и церковную, и в самом этом разделении заложен уже начальный признак анализа собственно управления. Впрочем, идея разделения политической и религиозной власти еще раньше обнаруживается у Н. Макиавелли, ложащаяся впоследствии в основу классической доктрины либерализма [8]. Согласно политической теории великого флорентийца, существуют три «хороших», или основных формы власти (они же – формы управления, в большей степени – правления): монархия, аристократия и демократия; и три плохих, или извращенных формы власти: тирания, олигархия и анархия. Правитель, основывающий любую из «хороших» форм, способен, согласно Макиавелли, установить ее лишь на короткое время, ибо никакое средство не удержит ее от превращения в свою противоположность. Заслуга Макиавелли в формировании «теории социального управления» состоит в первую очередь в том, что он обосновал понятие гражданского общества и применил термин «государство» в значении, в котором его понимают сейчас – для обозначения политической организации общества. А гражданское общество первично по отношению к государству и власти.

Вслед за Гоббсом феномен властно-политического управления исследует Дж. Локк, называющий основой «всякого законного правления» ни что иное, а «согласие народа» [9, с. 137]. У Гоббса отчетливо прослеживается такой элемент правления как законодательная власть, но синкретизм ее с управлением имеет столь же отчетливое место, как и у его предшественников. Картина неразделённого анализа управления и власти обнаруживается и у современника эпохи Просвещения Ш.Л. Монтескьё [10, с. 8].

Вместе с персоной правителя, государя в обществе окончательно утверждается не только институт управления, но вместе и рядом с ним и социальный институт власти. Мыслители, от античности до Нового времени, по существу подойдя к проблеме соотнесения этих понятий (слово управление активно употребляется), далее не пытались хоть как-то отчетливо определить их в качестве самостоятельных. Даже если видеть, что Монтескье анализирует генезис власти и уже спорит с другим классиком, предшествовавшим его творчеству. «Гоббс неправ, когда приписывает людям желание властвовать друг над другом, - говорит Ш.Л. Монтескье о «Левиафане» Т. Гоббса. - Идея власти и господства настолько сложна и зависит от такого множества других идей, что она не может быть первой во времени идеей человека» [10, с. 14].

Только отчетливое вызревание управления и власти в эволюции общественных отношений может позволить увидеть эти различия, и только в XVIII веке, как показывает М. Фуко, происходит существенная трансформация власти. Политическое господство применяет тюрьму как средство, которое «позволяет осуществлять ту великую «экономию» власти, формулу которой искал XVIII век, когда впервые встала проблема аккумуляции людей и полезного управления ими» [11, с. 447]. Если до этого «власть суверена осуществлялась и демонстрировалась спорадически – например, как реакция на нечто такое, что было равнозначно покушению на ее прерогативу, то теперь власть стремится действовать постоянно и непрерывно; она превращается в управление жизненными процессами социального целого»[12, с. 16]. (Курсив в обеих цитатах мой. – О.Г.)

Итак, власть в эволюции общества трансформируется, стремится все более управлять. Парадоксально то, что данный факт не приводит к рефлексии управления и власти как самостоятельных при их взаимосвязи явлений. Так, власть у Даля – это «право, сила и воля над чем-то, свобода действий и распоряжений; начальствование; управление; начальство, начальник или начальники» [13, с. 522]. Гнездо же слов с корнем «управление» словарем В.И. Даля определяется как воздействие, которое сознательно организуется человеком, когда он стремится повлиять на ход того или иного процесса в правильном (благоприятном, нужном для человека) направлении [13, с. 1046-1047].

Институт власти характерен в первую очередь качеством, отмеченным еще М. Вебером, а именно «легитимным господством», суть которого – признание власти управляемыми индивидами. Также и М. Фуко в своих исследованиях «дисциплинарного общества» отмечает, что «под властью следует понимать прежде всего множественность отношений силы, которые имманентны области, где они осуществляются, и которые конститутиивны для ее организации…» [14, с. 192]. (Курсив мой. – О.Г.)

Таким образом, власть – это политический и экономический феномен, описывающий систему господства и подчинения [15, с. 82].

Итак, современное управление может использовать власть. Политическое управление, к примеру, всегда «при власти». Но управление может находить и иные способы целенаправленного воздействия, регулирования поведения, действий. Управление может властвовать, но степень задействования власти в управленческом регулировании может быть очень разной, от минимально необходимой до максимальной интенсивности принуждения или потенциальной возможности принуждения (в том числе и насильственного принуждения).

Управление в идеале может строиться и без власти, но лишь в идеале. Управление – это регулирующее воздействие, которое проектирует будущее. Это принципиальное его отличие. Властное управление словно «вгоняет» человека в будущее; управление, основанное на свободе человека как основе и смысле его бытия, создает лишь контур завтрашнего дня, намечает, словно подсказывает оптимальные пути его достижения. Управляющая власть устремлена в будущее с помощью мер принуждения. Власть может также и не иметь задач будущего, быть занятой удержанием настоящего как статус-кво способности к насилию данного социального слоя, обеспечивающего благополучное существование группы или отдельного, властвующего, человека. Мы говорим: власть управляет. Но власть может и разрушать управление, мешать управлению, не управлять вовсе. В этом случае «цель власти – власть», – как отмечал Дж. Оруэлл в своем знаменитом романе «1984-й».

Управление способно властвовать, но может обходиться иными способами регуляции, проектирующими будущее.

Среди множества определений управления наиболее дистанцированным от феномена власти представляется дефиниция Д.С. Синка. «Управление есть совокупность искусства и науки, задача которых, во-первых, стимулировать людей и направлять их, чтобы они действовали в рамках порученного им дела так же, как они поступали бы по собственной инициативе при условии понимания ими всех взаимосвязей, причин и последствий каждой конкретной ситуации; и, во-вторых, объединять деятельность всех людей внутри организации…» [16, с. 121].

Итак, высшее искусство управления – направлять и регулировать действия людей так, когда они действуют и поступают по собственной воле. Такое единство может родиться только в эпоху свободы, когда насильственные возможности власти сведены обществом к минимальным, минимально необходимым. Такое понимание управления и сам такой управленческий тип отношений появляются только тогда, когда условия социальной свободы личности вызрели уже в достаточной мере. Само управление такого рода возникает первоначально не в сфере политических отношений, где не мыслится управление без власти и в которых власть и обеспечивает управление.

Усиление власти не может быть исчерпывающим аргументом и фактом, отражающим тенденцию социального развития. На этапе преодоления дезинтегрирующих сил в социальных отношениях Российской Федерации это было временно оправданной мерой. В условиях нынешнего противостояния с Западом не может не вызывать чувства удовлетворения сильная президентская власть в нашей стране, умело, твердо и сдержанно применяющая силы и средства управленческого регулирования, противостоящие силам деструкции и обрушения российской государственности. И все же нельзя не помнить, что управление есть совокупность искусства и науки, задача которых прежде всего мотивировать поведение людей и направлять их, «чтобы они действовали в рамках порученного им дела так же, как они поступали бы по собственной инициативе при условии понимания ими всех взаимосвязей, причин и последствий каждой конкретной ситуации» [16, с. 121]. И это значимо не только для менеджериального уровня управления, но не в меньшей мере для институционального и социетального его уровней и социальных действий. Поэтому приоритет свободы личности и социальной самоорганизации над властью является самым значимым критерием современных демократических обществ. Но при том условии и тогда, когда свобода личности будет сочетаться адекватным образом с ее ответственностью, а социальная самоорганизация – с преобладанием в обществе образованных, способных к самостоятельному мышлению и принятию ответственных решений индивидов. Вне этого обстоятельства конфликт между уровнем политической системы и степенью зрелости гражданского общества становится существенным препятствием в развитии гармоничных социальных отношений и демократического управления в России и управления самим российским государством.